— Тетя Тома приедет, тетя Тома приедет! — я прыгала по квартире, радуясь будущей гостье. Мы ждали мамину старшую сестру из Свердловска. Она была неординарной личностью, за что мне и нравилась: строгая, интеллигентная, принципиальная, при этом смешливая и столько повидавшая на своем веку, что слушать ее было одно удовольствие. Мне она чем-то напоминала Фаину Раневскую — так же красиво курила папиросы и обо всем происходящем имела свое мнение. Пока я прыгала от кухни до спальни и обратно, до меня долетел родительский разговор, в котором фигурировала какая-то свояченица.
— Вот я и думаю, как нам лучше всем разместиться в двух комнатах. Может, свояченицу на Юлькину кровать определить, — слышался обеспокоенный баритон отца. — Или мне в зале лечь, а вы с девчонками в спальне обоснуетесь? Хорошо, что свояченица у нас худенькая, ее хоть на табуретки спать укладывай, —
эта фраза вызвала у обоих родителей смех, а у меня — жуткую тревогу. В моем детском сознании не укладывалось: что за худая свояченица к нам приедет? При этом сначала уляжется на мою постель, а потом вообще… на родительскую! А тетю Тому куда?
Я прискакала на кухню узнать про предстоящее нашествие непонятно кого. Будучи смышленым и воспитанным ребенком, стала ждать удобного момента, чтобы встрять в родительский разговор. И тут до меня стало доходить, что худая свояченица и тетя Тома — это один и тот же человек. Мне было 10 лет, когда я открыла для себя особенности названий некровных родственников. Обычно про братьев/сестер мамы и папы говорилось просто: «тетя Люда» или «дядя Леша», без всех этих шуринов и сношенниц. Единственное, кого я знала, это кум и кума — мои крестные. Их я тоже называла «дядя/тетя» — дядя Вова и тетя Рая, без всяких «лелек», как принято по народным традициям.
[…] Подробнее →